Цитата из комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума» (1824), д. 1, явл. 7, слова Чацкого, вернувшегося из путешествия. С сарказмом вспоминая старых москвичей, он говорит:
          Опять увидеть их мне суждено судьбой!                                       Жить с ними надоест, и в ком не сыщешь пятен?                             Когда ж постранствуешь, воротишься домой,                                 И дым отечества нам сладок и приятен.
      Последний стих у Грибоедова — не вполне точная цитата из стихотворения Г. Р. Державина «Арфа» (1798):
                                   Мила нам добра весть о нашей стороне:                                                                  Отечества и дым нам сладок и приятен.
     Я. Грот в примечаниях к академическому изданию сочинений Державина (т. II, СПб. 1869, с. 118—119) пишет: «Еще и до Грибоедова стихом этим пользовались в разных случаях. В 1803 г. (см. «Вестник Европы», ч. X, август, № 16) Вас. Наз. Каразин [1773—1842] употребил его в начале речи на основание в Харькове университета». Батюшков в послании к И. М. Муравьеву-Апостолу (1815) писал:
                                   В Пальмире Севера, в жилище шумной славы,                                                        Державин камские воспоминал дубравы,                                                                Отчизны сладкий дым и древний град отцов.
Позднее П. А. Вяземский в стихотворении «Самовар» (1840), взяв рассматриваемый стих как эпиграф, заключил так:
                                   «Отечества и дым нам сладок и приятен!»                                                              Не самоваром ли — сомненья в этом нет —                                                              Был вдохновлен тогда великий наш поэт?..
     Однако первоначальная мысль этого выражения не принадлежит Державину. На заглавном листе журнала «Российский музеум» (1792—1794) поставлен, без указания, откуда он взят, латинский эпиграф: «Et fumus patriae dulcis», то есть «И дым отечества сладок». За разъяснением вопроса о первоисточнике этого латинского выражения Грот обратился к известному филологу К. А. Коссовичу, который сообщил, что «первый поэт, почувствовавший сладость в отечественном дыме, был Гомер». В первой песни «Одиссеи» Паллада умоляет Зевса помочь Одиссею вернуться на родину; Калипсо старается очаровать Одиссея и привлечь его к себе вкрадчивыми и нежными словами; ей хочется, чтобы он забыл свою родную Итаку и остался у нее навсегда; но «для него сладостна самая смерть, лишь бы только в виду дыма, убегающего с кровель его родины». Отзвук стихов Гомера — в «Понтийских посланиях» Овидия (1, 3, 33). Тоскуя в изгнании о родине, Овидий говорит: «Назови это излишнею чувствительностью, назови это слабодушием; я сознаюсь, что сердце у меня мягко, как воск». Он, как Одиссей, «жаждет иметь возможность видеть хоть дым с отечественных очагов. Родная земля влечет к себе человека, пленив его какою-то невыразимою сладостью, и не допускает его забыть о себе». Из стихов Овидия, по-видимому, и возникла латинская пословица: «Dulcis fumus patriae» — «Сладок дым отечества». В книге Михельсона «Русская мысль и речь» (т. I, с. 361) приведена, как отдаленный источник стиха Державина, греческая пословица: «Дым отечества лучше, чем огонь на чужбине». В широкое обращение стих Державина вошел, конечно, как цитата из комедии Грибоедова.