Сатирические карты Европы в XIX — начале ХХ века стали популярным способом пропагандистского воздействия на читателей (точнее — зрителей), предлагая им особую, образную реальность международной политики. Они создавались художниками-карикатуристами многих стран в преддверии (или в разгар) масштабных конфликтов. Где война — там враги, где враги — там и фобии, зашифрованные в жёстко шаржированных визуальных образах… ВРАЖДА «С ВЫСОТЫ ПТИЧЬЕГО ПОЛЁТА» В отличие от журнальных и газетных карикатур, сатирические карты — рисунок масштабный, он вмещает в себя целый информационно-культурный пласт, плотно насыщенный актуальными смыслами. Такие изображения несут определённый набор политико-культурных ценностей, которые автор проецирует на создаваемый им «атлас» Европы, иногда — Евразии. От пропагандистского плаката подобные карты отличает бóльшая насыщенность в сюжетах и оценках политической злобы дня. Каждая карта может стать самостоятельным объектом расследования политической коллизии в «концерте» великих держав. Мы же постараемся сделать обзор всего одной, но важной стратегической линии, присутствовавшей в большинстве образцов зарубежной «политической картографии» — трактовки образа России. Россия-«медведь» — образ, укоренившийся не только в политической карикатуре, но и в массовой культуре, а потому столь узнаваемый для европейца. Один из самых опасных в живой природе, зверь впадает в спячку зимой и в ярость — если потревожили не вовремя. Живое воплощение природной дикости, неуправляемой силы и непредсказуемости — идеальное сочетание свойств, которыми можно наделить соперника, врага. А потом за это же его ненавидеть. И бояться. Фобии заразительны и заразны — в них начинают верить даже авторы, их создавшие… Ведущую роль в создании образа России - «медведя» сыграли англичане: к концу XVIII столетия они уже сформировали традицию карикатуры на эту тему. На протяжении всего XIX века и в начале ХХ столетия английские сатирики активно использовали этот образ при создании стремительно набиравших популярность сатирических карт, этого особого жанра политической пропаганды. Заимствовали эту традицию и их коллеги из других стран. И эпоха Наполеоновских войн, и европейские политические катаклизмы 1830 –1840-х годов не раз заставляли карикатуристов обращаться к «медвежьим» метафорам в отношении России. События Крымской войны вновь призвали к оружию западных художников-сатириков, открывших собственный фронт «войны карикатур». Образ «русского медведя» по традиции был «мобилизован». Он — самый внушительный персонаж на «Шуточной карте театра военных действий» (также известной как «Европа с высоты птичьего полёта»), напечатанной в Гамбурге в 1854 году. Медведь размахивает плетью-кошкой с черепами, вплетёнными в её концы, причём косится в сторону не столько Турции, сколько Европы. На лапе зверя написано «тирания», а на голове корона с надписью «деспотизм». На лбу — «мракобесие», на морде — «предательство», на брюхе — «рабство», на бедре — «угнетение»… До времён, когда точно такими же свойствами Германию и её союзника Австро-Венгрию наделят русские, британские и французские карикатуристы, остаётся чуть больше полувека: Первой мировой войне ещё предстоит стать полем боя для авторов сатирических рисунков, готовых менять адресата своей критики. Пока же разработка способов представления России и угрозы, от неё исходящей, продолжалась во многих направлениях, разнообразя «репертуар» сатирических трактовок. БЫЛ У МАЛЕНЬКОГО СЕРБА ДРУГ — МЕДВЕДЬ Был у России, как и у многих её соседей по сатирическим картам, устоявшийся антропоморфный образ. Свирепый «русский мужик», злой, зачастую звероподобный, всегда опасный. Таким, к примеру, видим его на «Сатирической карте новой Европы» французского карикатуриста Поля Гадоля, появившейся в 1870 году, в канун Франко-прусской войны. Своим размером «мужик» пугающе изоморфен необъятным просторам Российской империи. Автор наглядно воспроизводит это подобие, как бы вписывая «мужика» в контуры страны. Его голова просунута между Белым и Балтийским морями, а полы тулупа стелются на Чёрное море, за которым — Турция. Через плечо перекинута корзина с добром. Традиционная русско-французская культурная приязнь, как видно, не распространялась на карту Гадоля — очевидно, свежа была обида французов на нейтралитет, который Александр II объявил в самом начале той трагической для Франции войны. «Россия похожа на пугало, которое хочет набить свою котомку», — ворчливо сообщает автор в подписи под картой. Неизменный «медведь» продолжает оставаться завсегдатаем сатирических карт, но всё чаще делит своё «пространство угрозы» с другими персонажами. Но примечательно, что в определённых обстоятельствах его свирепая мощь проявляла себя — в восприятии художников — не только как угроза, но и как ценное свойство союзника. Пример — известная британская карта 1914 года «Убейте этого орла». Центральная тема — союзники по Антанте собираются проучить немецкого «орла». С Востока этим займётся русский «мишка». Он уже вцепился одной лапой в орлиную ногу, а другой — в штанину «Пьеро». В образе грустного клоуна (а также слуги и несчастливого любовника — в европейской театральной традиции) авторы изобразили Австро-Венгрию, иронизируя по поводу её подчинённой роли в союзе с Германией. «Медведь» не одинок в своей антинемецкой борьбе, ему на помощь спешат «казаки» — ещё один образ, с которым Россия прочно ассоциировалась у западных авторов ещё со времён Войны 1812 года и Похода на Париж. По мере «сгущения» политических событий образные воплощения России всё теснее переплетаются, параллельно присутствуя в одном и том же рисунке: к «медведю» и «казакам» добавляется образ самого императора всероссийского. На ещё одной популярной британской карте «Слушайте! Слушайте! Собаки лают!», напечатанной в том же 1914 году, Россия-союзник предстаёт как всегда монументально, причём «медведь» выступает в положительной роли. Другие страны-участницы войны изображены в виде сцепившихся в драке собак: Германия — такса, Австро-Венгрия — дворняга, Бельгия — маленький покусанный грифон, Франция — пудель, Британия — конечно же, бульдог. К визуальному воплощению России добавляется и сам император Николай II: он не только привёл на этот собачий бой медведя, но и сам приехал на паровом катке1 при поддержке всё тех же казаков. Ведь, как комментирует автор пояснительного текста, известный английский сатирик Уолтер Льюис Эммануэль, когда «такса» натравила «дворнягу» на Серба, «масло попало в огонь, потому что у маленького Серба был друг в лице русского Медведя, который заступился за своего приятеля». «Такса» именно этого и добивалась, проницательно замечает сатирик… Иную трактовку образа России-«медведя» встречаем у японского карикатуриста Риоцо Танако, автора «Иллюстрации к Великой Европейской войне», опубликованной в сентябре 1914 года. «Медведь» у Танако не рвётся в бой, не пугает соседей — он лежит на боку и меланхолично курит трубку, косясь в сторону Европы. На континенте тем временем свершается расправа над Германией — кабаном в каске, в тушу которого уже вонзились стрелы с названиями стран-союзниц. Вместо привычных для образа «медведя» агрессии и алчности японский автор видит в его поведении лишь ленивое ожидание, впрочем, не исключающее и угрозы… В годы Первой мировой войны образ «русского мужика» особенно активно используют немецкие карикатуристы, по «тевтонской» традиции стремясь оправдать военную агрессию культуртрегерской миссией в отношении «непросвещённого» славянства. Целая серия карикатурных карт немецкого производства призвана была утвердить образ России-«агрессора» и продемонстрировать способность Германии и Австро-Венгрии давать ей отпор. Так, авторы «Юмористической карты Европы в 1914 году» (Дрезден, 1914) изображают «мужика» со всеми атрибутами порочности и агрессии — он сидит на пороховой бочке с плетью и бутылкой в руках; неизменный «медведь» — под боком. На лбу «мужика» издевательски красуется кокарда с «Ангелом мира». Создатели «Карты Европы в 1914 году» (Берлин, 1914) делают символический акцент на чудовищной пасти русского «оппонента», распахнутой почти на всю длину западной границы Российской империи… Наконец, «Сатирическая карта Европы в Мировую войну 1914 года» (Гамбург, 1914), не гнушаясь «туалетным юмором», демонстрирует сразу два символа России — «мужика» и «медведя», так перепуганных действиями противников, что «победы» сыплются из-под них в ночной горшок… Германия и Австро-Венгрия на всех трёх картах изображены героически-победно, что не вполне соответствовало реалиям войны. «ВЕЛИКАЯ АЛЧНОСТЬ ОСЬМИНОГА»? Морские обитатели и страшнее, и загадочнее сухопутных. Загадочный и угрожающий образ России как гигантского «осьминога», тянущего щупальца к новым территориям, связан с именем британского иллюстратора Фреда У. Роуза, автора одного из известнейших сатирических атласов Европы — «Полушутливой военной карты на 1877 год», опубликованной в разгар Русско-турецкой войны 1877–1878 годов. И вновь Россия — главный персонаж, на котором сосредоточено внимание всех остальных «обитателей» карты. Чёрное морское чудовище одним щупальцем душит Персию, другое — вот-вот сомкнётся вокруг Польши, а Османскую империю «осьминог» буквально разрывает пополам — разумеется, в Зоне проливов. У «турка» здесь особая роль: на плече у него череп, обозначающий Болгарию, — явная отсылка к Апрельскому восстанию 1876 года, жестокое подавление которого османскими властями вызвало негодование во многих странах Европы, добавив остроты Балканскому кризису. Общественность Англии не стала тогда исключением, но в глазах Роуза первостепенная угроза — это всё-таки Россия. В идею её освободительной миссии на Балканах британец явно не верит, тогда как в её имперских устремлениях твёрдо убеждён. А в 1900 году вышла ещё одна работа за авторством Роуза, адаптированная под геополитические реалии начала нового века — «Джон Булль и его друзья». Европейские страны на ней устремили взгляды в сторону бравого английского вояки. «Осьминог» же зримо демонстрирует британские страхи по поводу нового витка эскалации Восточного вопроса: он протянул щупальца в направлении Китая и Афганистана, да и к Турции примеривается... В авторском пояснении не без сарказма подчёркивается, что «Россия, несмотря на благородные старания Царя произвести впечатление своим мирным обличием, по-прежнему остаётся осьминогом»2. Японские художники, позднее своих европейских коллег включившиеся в «войны карикатур», стремительно навёрстывали упущенное в ходе Русско-японской войны 1904–1905 годов. Интересным развитием образов Фреда Роуза стал «Юмористический дипломатический атлас Европы и Азии», увидевший свет в марте 1904 года. Карикатурист Кисабуро Охара дал свою версию того, как Россия-«осьминог» действует на Востоке. Одно щупальце уцепилось за Тибет, другое — распласталось по Маньчжурии и тянется к Порт-Артуру, где на момент публикации карты уже второй месяц продолжалось противостояние российской и японской эскадр. В пояснении к карте автор подчёркивает главный порок противника: «Чёрный осьминог настолько алчен, что тянется своими восемью щупальцами во всех направлениях и хватает всё, до чего сможет дотянуться». Кисабуро Охара приводит японскую пословицу: «Великая алчность сродни бескорыстию», очевидно, намекая, что в итоге враг останется ни с чем. После чего сулит японской армии чуть ли не победный марш на Петербург. «Ещё увидите! Уродливый Чёрный осьминог! Ура! Ура Японии!» — резюмирует он, не подозревая, сколь тяжёлыми для Японии окажутся последствия её собственной алчности в регионе и «побед» в дальневосточных сражениях… Что же стояло за политическими фобиями в отношении России, отразившимися на сатирических картах зарубежных карикатуристов? Напомним двойственный смысл понятия «фобия», унаследованного из античной традиции: страх и ненависть, два сильных чувства, подкрепляющих друг друга в жизненных проявлениях. Страх вызывал прежде всего размер империи Романовых, зримо «нависавшей» на карте континента над своими соседями по Евразии. Самому масштабу страны априори приписывалась угроза. Тогда как ненависть, упакованная в обёртку политической сатиры, проистекала зачастую из собственных геополитических устремлений мировых держав, разбивавшихся от столкновения с «медведем»- «казаком»-«осьминогом». Да, XIX столетие в английской политической риторике было отмечено устойчивыми проявлениями русофобии. В других европейских странах эти настроения также имели место, но лишь время от времени, завися от событий на реальных картах мировой политики. Впрочем, на пространстве европейского сатирического «атласа» никто ни с кем особенно и не дружил, искренних симпатий к соседям не испытывал. Взаимность недоверия и враждебности умножала векторы проявления фобий. Карикатурные образы России как «врага» самой своей яркостью и выразительностью нагнетали эти настроения, подкрепляли их обманчивой «наглядностью», передавая из поколения в поколение всё те же страх, ненависть и готовность осуждать. Павел Опалин