Категории раздела

Буква "А" [434]
Буква "Б" [183]
Буква "В" [161]
Буква "Г" [168]
Буква "Д" [190]
Буква "Е" [32]
Буква "Ж" [17]
Буква "З" [48]
Буква "И" [177]
Буква "К" [289]
Буква "Л" [142]
Буква "М" [281]
Буква "Н" [148]
Буква "O" [82]
Буква "П" [213]
Буква "Р" [6]
Буква "С" [20]
Буква "Т" [13]
Буква "У" [7]
Буква "Ф" [5]
Буква "Х" [7]
Буква "Ц" [3]
Буква "Ч" [3]
Буква "Ш-Щ" [2]
Буква "Э" [12]
Буква "Ю" [3]
Буква "Я" [4]

Вход на сайт

Логин:
Пароль:

Поиск

Наш опрос

Оцените мой сайт
Всего ответов: 5

Друзья сайта

Статистика


Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0
Четверг, 2024-03-28, 12:48 PM
Приветствую Вас Гость
Главная | Регистрация | Вход | RSS

Сельский историк

Букварь мифов


ЗАГРОБНЫЙ МИР
2011-01-17, 8:45 PM
    ЗАГРОБНЫЙ МИР, потусторонний мир, тот свет, в мифологии обитель умерших или их душ. Мифы о 3. м. развились из представлений о загробной жизни, связанных с реакцией коллектива на смерть одного из членов и погребальными обычаями. Смерть воспринималась как нарушение нормальной жизнедеятельности коллектива в результате воздействия сверхъестественных причин (вредоносной магии, нарушения табу и т. п.). Психологический страх перед смертью (в сочетании с биологической опасностью, исходящей от разлагающегося трупа) персонифицировался в самом умершем: поэтому погребальные обычаи преследовали цель изолировать умершего и с ним — вредоносное воздействие      смерти; одновременно, однако, существовала и противоположная тенденция — сохранить умершего вблизи живых, чтобы не нарушать целостность коллектива. Отсюда — древнейшие обычаи погребения (изоляции) на поселениях, в жилищах или специальных домах мёртвых, позднее — в некрополях (городах мёртвых) вблизи поселений. Соответственно амбивалентным было и отношение к умершему: с одной стороны, его почитали как предка-благодетеля (см., напр., Питары, Ма-ны), с другой — боялись как вредоносного мертвеца или духа, обитающего вблизи живых. Представления о наделённых сверхъестественной силой «живых мертвецах», выходящих из могилы, нападающих на людей, приносящих болезни и смерть, присутствуют в мифологии и фольклоре многих народов (см., напр., Упырь). «Живых мертвецов» стремились умертвить вновь, связать и т. п., духов — отпугнуть шумом на похоронах, запутать дорогу в мир живых. Но самым действенным способом устранения вредоносных свойств покойника при сохранении связи с ним как с духом-покровителем считалось отправление его в 3. м.
    У некоторых наиболее отсталых племён (австралийцы, бушмены, папуасы) не сложилось дифференцированных мифологических представлений о 3. м.: умершие могли населять пустынные местности, лес или кустарники, оказывались в море или на небе; иногда известно было лишь направление, в котором уходили умершие. Смутны и противоречивы были представления о занятиях мёртвых: они могли вести обычную жизнь охотников и собирателей, превращаться в животных и птиц, скитаться по земле, выходить по ночам из своих убежищ, возвращаться к стойбищам живых. Вероятно, эта раздвоенность умерших, пребывающих в мире живых, и в ином — 3. м., связанная с двойственностью обрядовых устремлений' сохранить умершего в могиле и удалить его в иной мир, способствовала мифологическому расчленению покойника на погребённое тело и душу (дух), обитающую в 3. м. Это расчленение не было последовательным — душа не лишалась телесных свойств и привязанности к телу; у многих народов (у индейцев, в римской и сибирских мифологиях) известны представления о «могильных душах», наподобие ка в египетской мифологии.
    Наиболее распространённым было представление о временном пребывании духа возле тела (могилы). По совершении погребального обряда и уничтожении субстрата души — тела — во время кремации или каким-либо иным способом — дух отправлялся в 3. м.
    Загробное путешествие считалось тяжёлым и опасным: далёкий 3. м. был отделён от мира живых потоками, горами, помещался на острове, в глубинах земли или на небесах. Для такого путешествия умершему необходимы были лодки, кони, нарты, колесницы, крепкая обувь, припасы на дорогу и т. п., помещавшиеся обычно в могилу. На пути встречались сверхъестественные преграды — огненные озёра, кипящие потоки и пропасти, через которые вели узкие мосты (мост — конский волос в алтайских мифах, у индейцев кечуа и др.): сорвавшихся ждала вторичная и окончательная смерть. В преодолении этих преград умершим помогали проводники душ — животные (обычно собака или конь), шаманы и боги. Вход в 3. м. (иногда — мост) охранялся стражами: чудовищными псами у индоевропейских народов (Кербер и др.), самими хозяевами царства мёртвых; они впускали лишь души выполнявших племенные обычаи при жизни и погребённых по всем правилам, тех, кто мог заплатить проводникам и стражам мясом животных, принесённых в жертву на похоронах, деньгами и т. п. (у народов Океании, у йоруба в Африке, индейцев дакота и других — ср. древнегреческий обычай припасать медовую лепёшку для Кербера). «Нечестивцам» грозила окончательная смерть или участь скитальца, лишённого загробного пристанища.
    3. м., несмотря на разнообразие идей относительно его местонахождения, обычно вписывался в общую мифологическую картину мира как далёкий иной мир, противостоящий «своему» миру живых. При этом его размещение в горизонтальном пространстве соотносилось с вертикальной моделью мира, расчленяющей космос на небо, землю и преисподнюю. Так, народы Сибири помещали 3. м. на севере в низовьях великих сибирских рек и одновременно в нижнем мире (ср. сканд. Хель); в мифологиях, где путь умершим указывало солнце (у некоторых народов Океании, Северной Америки — ср. представление о солнечной барке Ра), 3. м. оказывался в подземном обиталище на западе. Реже 3. м. помещался на небе (на звёздах и т. п.). куда можно было проникнуть, как и в нижний мир, по древу мировому, или мосту (которым иногда считались радуга или Млечный путь).
    Картины 3. м. могут целиком копировать реальный мир с селениями, где умершие живут родовыми общинами, охотятся, женятся, иногда даже производят потомство и т. д. — в мифах воспроизводится даже ландшафт, окружающий общину в   этом   мире.    Духи    не   бессмертны, но в 3. м. им отводится ( бычно более длительный жизненный срок, чем на земле (у североамериканских индейцев, некоторых народов Африки и др.); по истечении этого срока духи умирают окончательно или возрождаются на земле в живых существах. Духи предков существуют в 3. м., пока их чтут потомки. В мифологии банту (балуба) души пребывают в 3. м. у Нзамбе до тех пор, пока не состарятся, после чего бог изгоняет их на землю, где они обращаются в прах. В примитивных мифологических системах, где 3. м. мыслился как простое «продолжение» земного существования, отсутствовало противопоставление телесного и духовного начал. Непоследовательным было это противопоставление в развитых мифологиях: так, души в греческом аиде жаждут крови и боятся меча (Horn. Od., XI), скандинавские эйнхерии убивают друг друга и воскресают вновь в вальхалле. Вместо этого получило развитие физическое противопоставление мира живых и «того света»: когда на земле день, в 3. м. — ночь, у живых — лето, у мёртвых — зима, умершие ходят вверх ногами, одежду носят наизнанку, их пища — яд для живых и т. п. (в мифологиях " Океании, народов Сибири, североамериканских индейцев). Живые, проникшие в 3. м., невидимы для его обитателей, как и духи среди живых, и столь же вредоносны для умерших, как те — для живых (сибирские мифологии). В иных традициях живые, напротив, встречают радушный приём на том свете у умерших сородичей (африканские мифологии), отправляются туда за женой или возлюбленной (мотив Орфея и Эвридики, известный, в частности, у североамериканских ин-. дейцев и японцев), но их пребывание в 3. м. связано с особыми табу, нарушение которых губит предприятия живых, и те ни с чем возвращаются на землю (ср. судьбу Энкиду).
    В некоторых мифологических традициях картина 3. м. окрашена в тусклые тона: там слабо светит солнце, нет ни нужды, ни радости и т. п. Таковы, например, представления о призрачном существовании бесчувственных теней во мраке айда и шеола. Напротив, вера в лучшую загробную жизнь отразилась в представлениях об обильных охотничьих угодьях, сверхъестественно плодородных полях (ср. егип. пару), пастбищах в 3. м.; умершие становились молодыми, не знали болезней и забот, предавались веселью, танцам (у некоторых народов Меланезии, Америки).
рис. Дух охотится на эму в стране предков. Рисунок. Австралия.
    Общая концепция продолжения существования после смерти дополнялась    в    мифологиях первобытной эпохи и древнего мира представлениями об особых судьбах различ ных категорий умерших. Загробная жизнь .зависела от рода смерти: убитые, утонувшие, почившие естественной смертью, умершие в детстве помещались в разные области 3. м. (ср. описание Орка в «Энеиде» VI) или даже в разные загробные царства. В разных мифологиях эти категории умерших наделялись нередко противоположными судьбами: у германцев и ацтеков павшие в битвах получали награду в воинском «раю» (герм, вальхалла), в отличие от умерших естественной смертью; у некоторых народов Африки, Индо незии убитые на войне, напротив, считались вредоносными существами, их загробная участь была незавидной (также различно в разных мифологиях отношение к женщинам, умершим при родах, детям и др.). По видимому, мифология (как и погребальные обычаи) в этом случае лишь «классифицировала» половозрастные    группы    и    социальные  подразделения с  ориентацией на посюсторонние цели коллектива,   выделяя   его защитников,     продолжательниц  рода и  т. д.   —   посмертная  их  судьба   прямо  не  соотносилась  с  их  социальным положением, допуская     противоположные    решения.     Более    последовательной  тенденция      отражения      социальной структуры в мифологии 3. м. стала  в обществах   со   значительным социальным      расслоением.  Посмертная доля родо-племенной   и    военной аристократии,    жречества    рисовалась более  счастливой, чем     судьба     рядовых  общинников:  имущественное и  социальное положение  умерших просто переносилось  в 3.  м.  1у  некоторых народов Африки,     Меланезии,!; иногда   благополучие   умершего   зависело   от   богатства   погребения.   Вождь оставался вождем и в 3. м.  —  на  похоронах африканских   или   древних месопотамских царьков на тот свет за повелителем следовали   не  только   рабы,  но и  двор.  Крайним  выражением этой тенденции было  исключительное право  на  загробную  жизнь  лишь  для аристократии  (у тонганцев  в Полинезии, масаи   в    Африке). В соответствии с  социальной    иерархией полинезийские  вожди и жрецы  после смерти  отправлялись в солнечную страну  пулоту, общинники  же оказывались в мрачной  преисподней по,   где   их   пожирала   хозяйка 3. м. Миру. Скандинавский   Один   собирал у    себя    в    небесной    вальхалле дружинную аристократию, которая  в  час гибели   богов   (см. Рагнарек)   выйдет биться с «простыми» мертвецами и хтоническими чудовищами  хозяйки преисподней  Хель.
    Архаичные  образы   старухи — хозяйки преисподней, часто ассоциировавшейся со смертью ((-канд. Хель, кет. Хоседэм), или царя преисподней, повелителя злых демонов (тюрк. Эрлик, особенно иран. Ахриман), противопоставляются небесным богам. Дуализм небесного и подземного, светлого и мрачного миров, населённых благодетельными богами и злыми демонами, послужил основой для позднейших представлений о рае и аде, но представления эти были связаны  идеен загробного  воздаяния,
    В   первобытной и древней мифологии воздаяние в 3 м. зиждилось скорее на ритуальных, чем на моральных принципах: не выполнявшие племенных обычаев, не имевшие татуировки  и т. п, рисковали быть недопущенными в 3. м., проглоченными хтоническими чудовищами, либо остаться (и пи ци в 3. м. «Хороший» человек в первобытном понимании — удачливый охотник, храбрый воин — оставался таким и в 3. м. (иногда в лучшей его части, «воинском раю»); «плохой» — не только нарушитель общественных норм, убийца, лжец. трус , но и не оставивший потомства, умерший холостым — т. е. неполноценный член коллектива, иногда — человек низкого социального положения или иноплеменник. «Плохие» после смерти оказывались в безрадостной обители мрака (в мифах народов Полинезии), скитались по земле или несли наказание, сообразное их проступкам: скупцы обречены на вечный голод, у сварливых зашит рот (бурятская мифология! и т. п. Для этического уровня подобных представлений характерно, что среди наказуемых в преисподней у Эрлика оказываются также бодливый бык и норовистая лошадь. Вмешательство богов не вносило существенных изменений в распределение загробных бла! и наказаний, фигуры грешников оскорбивших богов и подвергнутых за это каре - Сисифа и Тантала единичны в безучастном к мертвым виде немногочисленны и герои, оказавшиеся в элизиуме в силу своего божественного происхождения {Менелай и т. п. ) Мифология, ставившая загробную участь в зависимость от ритуала и различных формальных признаков (род смерти и г П.), от социального статуса умершего, не допускала последовательной идеи возмездия в ином мире. Топографическое соответствие вертикальных уровней модели мира и рангов социальной иерархии (вожди на небе — общинники в преисподней! наиболее полно выражало направленность первобытной мифологии на гармонизацию и взаимосвязь природного космоса и социума
    Тенденция  к «преодолению» социальных противоречий в 3. м. наметилась в мифологиях древнего мира. Если в Египте эпохи Древнего царства право на загробное блаженство в иару получал лишь фараон, то в эпоху Среднего царства каждый умерший мог достичь блаженства, воссоединившись с Осирисом. В античной мифологии аристократизм элизиума был нарушен культом Диониса: право на блаженство получали все участники дионисийских мистерий, как и мисты других умирающих и воскресающих богов в мифологиях Средиземноморья
(напр., посвященные в Элевсинские таинства), вне зависимости от сословной принадлежности. Представления о 3. ш., где нет разницы между богатым и бедным, как в царстве Осириса, требовали иных принципов загробного воздаяния: традиционные требования выполнения религиозных обрядов и общественных норм, почитания богов и царя сочетались с осуждением крайних форм эксплуатации. Возникло представление о загробном суде, наиболее разработанное в египетской мифологии и воспринятое иранской и другими мифологиями. Критерием для вынесения приговора на загробном суде служило уже не только соблюдение умершим ритуалов, но и «правда» в виде перышка богини, положенного на одну чашу весов, тогда как на другую помещалась судимая душа (сердце) человека. Однако применение этого критерия и объективность суда Осириса затруднялись сложнейшим погребальным ритуалом и нагромождением магических средств, призванных застраховать умершего от этой объективности. Ритуал доминировал над этикой и в мистериаль-ных культах, где блаженства достигали лишь посвященные. Кроме того, мистерии гарантировали не только счастливую загробную участь, но и возрождение души на этом свете, обесценивающее 3. м. и восходящее к тотемическим мифам о реинкарнации — воплощении умерших в живые существа — животных, растения, людей.
    Учение о метампсихозе (реинкарнации) — переселении душ — было наиболее развито в индуистской мифологии и в буддизме. У многих народов существовало также представление о возрождении умершего в лице потомка (обычно внука): отсюда — передача имени предка новорождённому. В этих случаях 3. м. — не последнее пристанище умершего, но необходимая фаза в круговороте возрождений через смерть. Эти циклы жизни человека и коллектива соотносились в мифологиях первобытного общества и древнего мира с сезонными циклами, воплотившимися в образах воскресающих  богов растительности. Смерть, похороны и сошествие в преисподнюю бога олице творяли зимнее умирание природы (ср. также миф о похищении Персефоны и т. п.)-  3. м. — преисподняя — участвовал в процессе постоянного возрождения природы: погребение Осириса ассоциировалось с посевом, преисподняя — с чревом «матери-земли», бог преисподней (греч. Аид — Плутон) был и богом хранимого в её недрах богатства (Плутос). 3. м. сливался с природным миром, противостоящим социальному: иной мир объединял в себе разрушительные силы хаоса с необходимым человеку благом плодородия. Поэтому умершие, удалённые при посредстве погребальных обрядов из этого мира в иной, также сливались с природными стихиями (уже на ранних стадиях, напр. у папуасов) и способны были влиять на жизнь коллектива, посылая засуху или урожай, способствуя плодовитости человеческого рода и скота, для чего с ними и, стало быть, с 3. м. поддерживалась связь в рамках культа предков (жертвоприношения предкам или, напр., др.-егип. письма умершим). Это амбивалентное отношение к 3. м. в сочетании с преимущественной    направленностью общинных культов на проблемы посюсторонней хозяйственной жизни допускало сосуществование разных традиций в представлениях о 3. м.; картина 3. м. оставалась синкретичной и противоречивой.
    Скептическое отношение к традиционным представлениям о загробной жизни, основанным на ритуальном её обеспечении, высказывалось уже древнеегипетскими интеллектуалами: «...празднуй радостный день и не печалься, ибо никто не уносит добра своего с собою и никто из тех, кто ушел туда (в 3. м. — В. П.] еще не вернулся обратно» («Песнь арфиста» — ср. «Беседы разочарованного со своим духом»). И древнеиндийские боги, согласно «Катха-упанишаде» (I I, 20—29), не могли дать ясного ответа на вопрос о загроб ной участи человека — вопрошающего отсылают к возможности прижизненного счастья, но для того уже очевидно, что «преходящи все удовольствия для смертного».
    Вопрос о загробной участи становился всё более насущным в период разложения рода в «варварских обществах» и кризиса общины в азиатских и античных обществах. Род переставал быть гарантом телесного возрождения. Индивид, чье сознание освобождалось от идеологических уз коллектива, в пределах которого совершался круговорот смертей и возрождений, искал спасения от кризиса в ином, вечном, а не в «гибнущем» земном мире. Таким убежищем абсолютной отрешен ности от чувственного земного бытия и посмертного метампсихоза мыслилась буддийская нирвана; буддизм — древнейшая мировая рели гия — вполне определённо ответил на вопрос о загробной судьбе человека: «одни возвращаются в материнское лоно,   делающие  зло  попадают  в  пре-
исподнюю, праведники — на небо, лишенные желаний достигают нирваны» (Дхаммапада X 126). Обитель праведных — рай — понималась не как царство изобилия, но как целиком противоположное земному сверхчувственное состояние.
    Переориентация общественного сознания от земных ценностей в этом и 3. м. на мир идеальный и сверхчувственный осуществлялась мировыми религиями. Иной мир не просто локализуется в горних сферах — он пронизывает всё мироздание (мир божий), является прообразом зримого мира и управляет им в лице божества. Земля людей в новой космологической системе оказывается не просто срединной зоной космоса, но ареной борьбы «грешного», телесного, и духовного миров, «града земного» и «града божия» за каждую человеческую душу (см. Христианская мифология). Душа, устремлённая к богу, достигает рая; естественная для архаических мифологий привязанность души к телу и телесному существованию расценивается как греховная: грешная душа вынуждена возвращаться к могиле, обвиняя тело в уготованной ей скорбной участи. Новые представления о загробном существовании восходили к древним архетипам: сорокадневные мытарства души после смерти с посещением рая и ада напоминают шаманские путешествия в иной мир; сохраняются, особенно в народных представлениях, огненная река и мост, ведущий в 3. м. (ср. мусульм. Сират, тонкий как волос, острый как меч), загробный суд со взвешиванием душ и т. п. Но главным становится не противопоставление живых и мёртвых, своего и иного мира, а противоположность души и тела, рая и ада; не отправление ритуалов и не сословная принадлежность, но универсальные категории греха и добродетели определяют загробную судьбу. Земная социальная иерархия не переносится автоматически на стратиграфию иного мира: напротив, противоречия этой иерархии «преодолеваются» в 3. м. построением иной, этической иерархии адских мук или райского блаженства в низших кругах ада или вышних сферах рая, в зависимости от степени греховности или добродетели умершего (наиболее полное воплощение этих представлений см. в «Божественной комедии» Данте). Идея загробного воздаяния становится средством религиозного утешения и устрашения. Наряду с апофатическими описаниями божества и царства божия мировые религии дают вполне наглядные картины 3. м.:.в мусульманской мифологии, например, — это тенистый оазис с услаждающими праведников гуриями; убранство рая — драгоценные камни и металлы, и т. п. Но суть райского блаженства — духовное общение с божеством. Соответственно в аду грешники, расплачивающиеся за привязанность к телесному миру, испытывали не только духовный ужас, но и телесные муки. Адский огонь не рассеивал мрака преисподней, сменялся в других кругах страшным холодом («холодные» и «горячие» ады буддизма), тьмы злых духов терзали грешников, обречённых на вечные муки. Не совершившие смертных грехов оказывались в чистилище (у католиков), где подвергались временным мукам, очищающим и открывающим дорогу в рай. Участь грешников могли облегчить молитвы праведных и церкви; заступничество богоматери (в христианстве) или Му-хаммада (в исламе) спасало от адских мучений. Картины ужасов и райских чудес, подтверждаемые «очевидцами», совершавшими путешествия в 3. м. (распространённый в средневековой литературе сюжет «видений» 3. м.), подобные шаманским, видимо, сыграли значительную роль в процессе распространения мировых религий в средние века. Относительно последовательная мифология 3. м. частью вытесняла в область неофициальной народной культуры, частью подчиняла своей структуре ранние верования (показательно, что буддийские монахи считались главными специалистами по проблемам загробной жизни и погребальному культу в синкретических религиях Дальнего Востока, напр. в Японии). Однако наряду с индивидуалистической устремлённостью к загробному блаженству средневековая идеология включала и посюстороннюю направленность общинных (прежде всего сельскохозяйственных) культов на всеобщее прижизненное благополучие. В народной культуре образы смерти и преисподней сохраняли амбивалентный характер возрождающего начала, особенно во время различных аграрных и т. п. праздников, карнавалов.
     Тема 3. м. получила широкое распространение в эпосе и волшебной сказке. Сошествие эпических героев в преисподнюю — не шаманское путешествие, но вызов силам смерти и хтоническим чудовищам. Волшебная сказка, как показал В. Я. Пропп, генетически связана с обрядами инициации — ритуалами временного пребывания в ином мире, предшествующего повышению социального статуса и женитьбе героя (см. Инициация и мифы). Очевидно, с той же символикой связаны и сюжеты эпопей — Одиссею необходимо посетить 3. м., чтобы вернуться на родину, Энею — прежде чем обосноваться в Италии. С другой стороны, те же сюжеты связаны с мифами о шаманском путешествии и «видении» 3. м. (древнейший текст подобного «видения» — XII табл. эпоса о Гильгамеше «Энкиду в преисподней»). Традиционно-мифологический сюжет сошествия в преисподнюю в сопровождении проводника в современной литературе использовал, например, Т. Манн (путешествие Иосифа в Египет в романе «Иосиф и его братья»). Литературный приём перемещения современного автору мира, людей и событий в иной 3. м. использовался в целях сатиры (Лукиан, античный и византийский сюжет «разговоров в царстве мёртвых» — вплоть до рассказа Ф. М. Достоевского «Бобок» и поэмы А. Т. Твардовского «Тёркин на том свете»), способствовал их этическому переосмыслению (Данте, в современной литературе — М. А. Булгаков и др.).
    Лит.: Батюшков ф. Д., Спор души с телом в памятниках средневековой литературы, СПБ, 1891; Харуэин Н. Н., Этнография, в. 4, СПБ, 1905; Соболев А. Н., Загробный мир по древнерусским представлениям, Сергиев-Посад, 1913; Токарев С. А., Ранние формы религии и их развитие, М., 1964; Кунов Г., Возникновение религии и веры в бога, [рус. пер.], 4 изд., М. — Л., 1925; Тэйлор Э., Первобытная культура, пер. с англ., М., 1939; Clemen С., Das Leben nach dem Tode im Glauben der Menschheit, Lpz. —В., 1920; State of the dead, в кн.: Encyclopaedia of religion and ethic, v. 11, Boston, 1954; Kusters P. M., Das Grab der Afrikaner, «Anthropos», 1919—22, Bd 14—17; Moss R. L. В., The life after death in Oceania and the Malay archipelago, L-, 1925; Preuss К. Т h., Tod und Unsterblich-keit im Glauben der Naturvolker, Tubingen, 1930; Frazer J„ The fear of the dead in primitive religion, v. 1—3, L., 1933—36; Bendann E., Death customs, L., 1969; Brandon S. G. F., The judgment of the dead..., L., 1967.                 В. Я. Петрухин.

    рис. Проводы шаманом умершего сородича в мир мёртвых: покинутый чум умершего, шаманский чум для совершения обряда проводов, мифическая родовая река, телесная душа умершего, залив в устье родовой реки, за которым начинается «нижняя земля»; место поселения мертвецов-сородичей. Рисунок старика-эвенка Василия Шаршикталя.


Категория: Буква "З" | Добавил: andy601 | Теги: РАГНАРЁК, наука и миф, ЗАГРОБНЫЙ МИР, теоретический анализ мифологии, Мифологические существа, мифы разных стран, АХРИМАН
Просмотров: 1342 | Загрузок: 0 | Рейтинг: 0.0/0


Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]